Поэт вспомнил, что кожаный чубук на его чилиме совсем прохудился. Драгоценный фимиам улетучивается почём зря и расползался по анфиладам. Попав под дым, домочадцы тупили, глупо улыбались и уничтожали всё съестное. Добрый Гений не желал вреда их здоровью и согласился:
– Быть посему, Господа. А что это за частушки о пастушке при Царском селе?
– С душком-с, – отвечал поручик, – сам Барков перевёл с французского народного.
– Экий пострел наш Иван Семёнович! Поди, слупил с Академии пару «катенек» за Галльский перевод… А мне одни Мицкевичи, да Адамовичи достаются по пятаку за строку. Да-с… А начало у баллады занимательное… Интересно, что далее в этой сыроварни… Люблю я всё деревенское: и сказки, и пасторальки и шанежки с квасом.
Зная, что не ленивый и любопытный Пушкин не отстанет, пока не добьётся своего, Моша прошёл к роялю. Он ударил по клавишам, как по зубам, и весело запел:
– Жила-была пастушка.....
...Лихая мелодия захватила супругов с первых аккордов. Подпевая, Поэт подхватил Натали и они пустились в пляс, сметая стулья. Бесстыдница так высоко задирала ногу, что над туфелькой то и дело мелькал её белый кружевной чулочек аля Помпадур.
Моша обрадовался, что потрафил хозяевам и, продолжая подлизываться, спросил перо. Высунув кончик языка, он каллиграфическим почерком переписал в семейный альбом балладу с нотами. Поручик украсил заглавные буквицы вензелями, а поля рисунками. Он красиво изобразил целующихся влюблённых и подглядывающего за ними Овна, а сверху облака с пухленьким купидоном. Амур хитро улыбался и напоминал Гоги, пастушка походила на Натали, юный принц на Мошу, а чёрный злобный баран с рогами был вылитый Пушкин.
Не заметив сходства, хозяин поблагодарил, и сделал широкий жест в сторону игровой залы:
– Прошу за ломберный столик, Господа.