В первый день пребывания в отеле города Улцинь меня приветствовал лежащий на ступенях бомж. В помятых шортах и рваной майке он лежал на ступеньках узкой улочки и махал мне рукой. В России я обычно так не делаю, но тут взял себя в руки и махнул в ответ, добавив синтетическую улыбку. Когда наши чемоданы не понимающая ни одного русского слова прислуга занесла в номер, он подошел ко мне, протянул руку и предложил с ним выпить. Обычно в России я так не делаю, и здесь решил своего правила не менять. Он спустился, бормоча что-то грустно и отчаянно, и ко мне подошла горничная. Два или три года она работала в Люксембурге в доме русского - богатого, как она сказала, - человека, и только по истечении первой минуты её монолога я вдруг понял, что со мной говорят по-русски. Она сказала, что бомж теперь обидится. Меня это растрогало, я не знал, что в Черногории такие обидчивые бомжи. Бомж обидится, сказала горничная, албанцы вообще обидчивые люди. Он ещё и албанец, подумал я. А албанцы-олигархи от обиды вообще, добавила она, могут заплакать. Особенно когда они хозяева отеля, в который я приехал. А этот албанец очень любит, сказала горничная, гостей, особенно русских, и очень рад, когда они для отдыха выбирают в Черногории один из его трех отелей, катаются на двух его яхтах и авто арендуют в трех его компаниях. Его зовут Йован, сообщила горничная, и добавила, что этот бомж сейчас, скорее всего, ищет на своей яхте рею попрочнее, чтобы повеситься от обиды.
Твою мать, подумал я. И, соображая, как исправить ситуацию – две недели в руках решившего повеситься из-за тебя олигарха - не лучший отдых за рубежом, направился к жене. Через минуту разговора она была уже вне себя. Закончив выводом, что все нормальные люди при знакомстве со мной принимают решение нажраться, сказала: «Чего уж, иди». Дочь прихватила с собой из домашней библиотеки мою книгу как раз с албанским названием «Горят как розы былые раны», и я решил её подписать для Йована. Открыв на титуле, увидел: «Сергею Николаевичу с наилучшими пожеланиями от автора». Хуй знает, кто такой этот Сергей Николаевич, и при каких обстоятельствах я ему эту книгу дарил и недодарил. Я вырвал титул и написал: «Йовану с наилучшими пожеланиями от автора».
- В этом весь ты, - разбирая вещи, заметила жена. – Держи себя в руках, полбокала, это Европа.
Сунув в карман полтинник евро, я спустился с книгой и увидел за столиком Йована. Он сидел за бутылкой белого вина и, видимо, обдумывал, на каком из кораблей вздернуться. Поскольку горничная была со мной, я попросил её перевести, что зовут меня Славой, я русский адвокат, иногда ещё и писатель и, следуя русскому обычаю, хочу угостить хозяина дома выпивкой. Поднял руку и подозвал официанта. Йован расцвел, а переведшая ему мой текст горничная шепнула мне на ухо: «Что-то не припоминать такой обычай у русский». Я зашипел на неё и попросил ещё перевести, что хочу подарить своему новому другу написанную собственными руками книгу. Йован встал, обнял меня, и через минуту мы уже сидели в летнем ресторане его отеля и пили белое вино.
- Как зуовт товю жнеу и тивох дтеей? – говорил он мне.
- Да, здесь очень красиво, - отвечал я. – Раньше я такое видел только в своих снах.
Здесь он попробовал заговорить со мной сначала на английском, потом на немецком, но не на того нарвался. В конце концов, снова вернулся к черногорскому.
- Елси что бдеут нжнуо, ты не сейтесяня, горови.
- Дочь учится на юридическом, сын играет в хоккей, - ответил я, поглядывая на официанта, который принес очередную бутылку.
В номер я вернулся, опираясь на стены. Жена взяла с меня обещание не пить в Черногории до конца отпуска. Я легко согласился и на следующее утро был наказан: у меня заболел зуб. Стоматолог Женя остался в Новосибирске, поэтому я спустился на ресепшн. Позвонив Жене и описав всё, что со мной происходит, я выслушал мат и требование немедленно удалять. На ресепшн при помощи горничной мне удалось выяснить, что стоматолог в Ульцине есть, и меня сейчас к нему отвезут.
Стоматологический кабинет напоминал парикмахерскую. Идущие по улице люди могли с удовольствием любоваться картиной внутри. Высокий, похожий на теннисиста Джоковича, только не в пример ему лысый доктор осмотрел меня, выслушал, произнес какую-то херню и зарядил шприц лидокаином. Потом мы немного поболтали каждый о своем, и он приступил. Последний раз такую боль я испытывал, когда сломал ногу. Раздался треск, и что-то застучало в плевательнице. После этого доктор сказал, что не може ничего делати, велико загноено. Пошарив языком во рту, я обнаружил осколок скалы, похожий на тот, что торчал из Адриатического моря прямо напротив моего окна. Вообще, я хотел привезти на память о Черногории магнит.
- И чё дальше? – поинтересовался я.
- Не знамо, - огорчился доктор. – Велико загноено.
Листающий журнал менеджер отеля поднялся со стула и вернул меня в отель. На ресепшн я ещё раз попытался выяснить, к кому меня возили, а то кресло, в котором меня пытались расчленить, совсем не напоминало стоматологическое. Девочки переполошились и стали звонить Йовану. Тот появился и заорал так, что в отеле стало тихо; официанты исчезли, и я начал опасаться, что ещё немного, и Йован вытащит из кармана шортов пистолет и пристрелит кого-нибудь как собаку. Не исключено, что меня. Но вместо этого он отдал какую-то команду, обнял меня и повел к столику. Официант тут же принес бутылку белого вина. Жена в номере дожидалась моего возвращения от стоматолога.
- Сачейс мы педеом к нощетсаяму докотру, - сказал мне Йован. – Мнея не блыо, помотэу тбея оветлзи к комуак-то еврексойму педеримо.
- Ещё как болит, - жаловался я, дожидаясь, пока он нальет.
После второй бутылки мы засобирались. На ресепшн он что-то сказал и один из менеджеров принес Йовану фашистскую каску. Ко мне вернулась мысль, посетившая меня ещё за столиком: пить в жару мне небезопасно. Йован сердито прокричал, и перепуганный менеджер протянул каску мне. Совершенно не представляя как на это реагировать, я её взял. Каска оказалась пластиковой снаружи и мягкой внутри.
- Недань, - приказал Йован и опять закричал дико на менеджера.
Я надел. Ассоциативное мышление мне подсказало, что сейчас мне принесут «шмайссер» и отправят разбираться с еврексийм педеримо самостоятельно. Но менеджер принес вторую каску, в такой Моргунов ездил на кабриолете. Йован надел её и в этот момент на ресепшен спустилась жена. Вероятно, её стало тревожить моё долгое отсутствие.
- Йован такой смешной в этой каске, - сказала она мне.
- Мы скоро, - сообщил я.
- А вы, вообще, куда?
- Откуда я знаю.
Йован пожал жене руку, учтиво наклонив голову, мы с ним спустились из крепости, после чего Йован вынул из кармана ключ, завел скутер, и мы поехали по Ульциню, сигналя чайникам. Водители машин дороже тридцати тысяч евро пипикали Йовану, он в ответ махал им рукой, отчего скутер мотало по дороге и каска била меня по ушам. Одновременно Йован разговаривал с кем-то по телефону. На одном из светофоров Йован выехал на встречку, перегородив дорогу «Геленвагену», заглушил моторчик и слез. Мной овладела тревога. Хер знает, на что способны эти албанцы. Он сейчас убежит, а я вот сижу на скутере на встречке перед «Геленвагеном».
Из джипа вышел какой-то тип с килограммовой золотой цепью на шее.
- Это Милош, - сообщил мне Йован.
И около пяти минут он рассказывал Милошу, как мне удаляли зуб.
- Паредест, - оценил моего стоматолога Милош и добавил: - Я заню човелока, кыротой заент дрокота, кыторой хоошро лчиет збуы.
И мы сели каждый на свое, после чего «Геленваген» развернулся и мы последовали за ним. У магазина золотых изделий мы остановились и зашли внутрь. Хозяин обнял каждого, расцеловал, меня тоже.
- Кто это? – спросил я Йована.
- Зоран, хришоой човелек. Он заент, где нйати дрокота.
Хозяин магазина запер двери магазина и провел нас внутрь. Мы сели и перед нами появились стаканы и две бутылки белого вина. Когда мы их за разговором выпили, жена хозяина принесла ещё две. Всё это время Йоран и Милош, перебивая друг друга, рассказывали Зорану, как ейврексий паредест дрокот сломал мне зуб. Я так думаю, что об этом. Допив, мы встали, причем хозяин тоже.
- Мы сачейс педеом к човелоку, кыротой знаокм с хриошом дрокотом, - сказал мне Йован.
- Я знаю.
Через минуту по дороге ехал малиновый «Рено» восемьдесят пятого года, за ним «Геленваген», и последними ехали мы с Йованом. Наша следующая остановка была у человека по имени Абдула. В его кафе Йован, Милош и Зоран херачили рюмками какую-то чачу. Абдула рассчитывал и на меня, но Йован сделал решительный жест рукой, которым скидывают со стола всю посуду:
- Ему на пеирм к дрокоту!
Поэтому мне принесли графин белого вина. Через двадцать минут, когда я уже плохо различал цвета, к кафе подъехал «Жук» года этак девяностого, и из него вышла жена Зорана. Абдула её горячо поприветствовал, она отдала мне фашистскую каску и уехала. Абдула сел в «Рено» показывать дорогу и колонна тронулась.
Где-то в начале девятого вечера меня привезли в помещение, где ярко горел свет. Положили в какое-то кресло и я увидел над собой ухоженное лицо с поручиковскими усиками. Этот человек распахнул мой рот руками и стал стучать по зубам какой-то железкой как путевой обходчик. Когда я вякнул, он кивнул головой и сказал:
- Ндао улядать. Зорица!
Вошла какая-то баба и принесла две бутылки белого вина. Доктор лично разлил всем по стаканам, не забыв и про меня. Я попытался что-то промычать, но он огорченно показал на бутылку и сказал:
- Ракия – не можно, ракия – вау! – пол лицо! Крстач – можно! Крстач – витамины! Рикия – не витамины, ракия – вау! – пол лицо!
Я выпил две рюмки, лег и хороший дрокот велел мне снять фашистскую каску. Я снял и положил её на живот. После этого надо мной склонились четыре головы. Вообще, чувствовать себя солдатом вермахта в руках нетрезвых югославский партизан, в руках одного из которых клещи, удовольствие невеликое. Через мгновение я услышал, как в плевательнице цокает вторая половина зуба. Открыв глаза, я спросил:
- Всё зилочконась?
Йован обнял хорошего дрокота и вынул из кармана шортов пачку евро. Дрокот развел руки в стороны, сказал: «Э-э?!» - и Йован спрятал деньги, а Зорица внесла в кабинет две бутылки белого вина. Поняв, я слез с кресла и вынул деньги. «Э-э?!», - сказал мне хороший дрокот и помог мне засунуть деньги в мой карман. Перед поездкой в Черногорию меня предупредили, что медицина там дорога и хорошего дрокота найти на юге страны очень сложно. С первым я готов поспорить.
|
