Один из самых веселых дней в моей жизни. Прибыл в поликлинику в почти одуревшем состоянии. После недели активного лечения от синусита. Обычно до повторных посещений лечебных заведений я не снисхожу, заставляя врачей не спать ночами: "Как же он там?". Но нынче был не тот случай. Мне реально было очень нехорошо. После флюорографии пазух носа мне был в пятый или шестой раз за последние 10 лет объявлен приговор "острый гайморит" и я тут же был препровожден в комнату для хирургических вмешательств. Перед этим дали подписать фирменный бланк. Я уточнил, не моё ли это согласие на изъятие моих же внутренних органов, и это вызвало подозрительно задорный смех. Я ощутил неладное, потому как сам читать, к несчастью, не мог. Но одна из двух добрых женщин мне прочитала, кося глаз, кажется, на другой документ, что, в общем, если не вдаваться в подробности формулировок, если случится что-то неординарное, неохваченное широтой врачебной практики, и ноги я протяну-таки, несмотря на все усилия докторов их мне согнуть, то буду сам виноват. В свете разума надо было, разумеется, не соглашаться. Но голова гудела как перекачаннный детский воздушный шарик и этот гул отгонял всё разумное. Я был перед непростым выбором. В конце концов мой неправоспособный мозг вывел, что, по крайней мере, если я автограф не поставлю, ноги протяну в любом случае. Ещё никогда в жизни я не ставил подпись с чувством такого отчаяния.

Что со мной делали, знает каждый, кто хоть раз общался с человеком, победившим гайморит. Описание процедуры прокалывания носовых пазух и последующих вслед за этим звучных мероприятий нужно подавать на чужих сайтах только тогда, когда хочешь увести с этого ресурса процентов 90 участников. ОТС ничего плохого мне пока не сделала, а потому подробности эти я хотя и благородно-нехотя, но опущу. Сообщу лишь, что, когда со мной было покончено и новый я поднялся со стула, нос последнего был забит ватой до самого темени. И из каждой ноздри торчали её клубы, очень похожие на усы Бульбы. Я мельком глянул в зеркало и увидел себя, осушившего 0,7 Джонни Уокер. Глаза слезились как у водосвинки, рот был перекошен, в общем, не то чтобы совсем уж на меня из зеркала смотрел фон Захер-Мазох, но я себе категорически не понравился. И не только себе, видимо, потому что ассистентка дамы, пронзавшей мне череп, прыгала вокруг меня как трясогузка и раз десять успела спросить, пока я добирался до двери, меняя вариации, чтобы я не подумал, что её заклинило: "С вами всё в порядке? С вами точно всё в порядке? Вы себя хорошо чувствуете? (Ага! - вскрикнул бы я, были бы силы) Голова не кружится? (Да меня кружило как в бочке, мчащейся ко дну ущелья!) С вами всё в порядке?" Я показывал ей после каждого вопроса пальцами ОК, и это её, кажется, возбуждало. Боюсь, что этот мой жест толковала как - "я в жопе". И она принималась за своё. У самой двери меня задержали, вернули и вместе с мастром они принялись усаживать меня на стул. В какой-то момент этой их благородной миссии мне уже начало казаться, что органы у меня всё-таки вынут. Несмотря на то, что не получилось умертвить меня во время операции, они решили добить меня после. Деньги за мою подпорченную виски печень и прокуренные легкие ими были, скорее всего, уже получены. Но вдруг всё успокоилось. Они сдались. Моя закалка переломила их злостные намерения.

Уже у самого дома, на светофоре, я подмигнул девчушке за рулем "Ситроена". Ужас на её лице меня преследовал до самой квартиры. И только дома, зайдя в ванную чтобы умыться, я понял его первопричину. Из моего похожего на крупный клубень картошки носа по-прежнему торчали пуки ваты.
Ни черта ловелас из меня не получается в последнее время.
Зато в этом своём состоянии, к величайшему моему удивлению, я вдруг запел голосом, очень похожим на голос Леонида Утёсова.
Очень, очень жаль, что вы этого не слышите. Жаль, что и девочка в "Ситроене" не слышала, как я пел во всю глотку, чтобы не вырубиться от перенесенного сресса. А, может, и хорошо, что не слышала. Ей хватило просто увидеть.