| Кот_Баюн | Дата: Понедельник, 30.01.2012, 22:06 | Сообщение # 1 |
 Милый друг
Группа: Проверенные
Сообщений: 20
Статус: Offline
| Через несколько секунд всё было кончено. Тело, отделённое от головы, Коттин оттащил подальше, скинул в глубокую промоину – первым же ливнем унесёт в реку на корм ракам. Голову закинул в лес – никто не сыщет. Девушка плакала, зарывшись в солому, лихорадочно сцепив разорванные половины сарафана.
- Ты ранена? Больна? – спросил Коттин, сделав шаг к задрожавшей девушке. На Коттина испуганно смотрела обладательница зелёных глаз, волос редкого пепельного цвета, что были заплетены в одну косу – значит, не замужем. Лицо выделялось бледностью, узким подбородком, редкими веснушками. Лицо городской боярышни, сидящей в светлице. – Как тебя зовут, для начала? Или ты думаешь, я тебя съем?
- Липа…
Коттин посмотрел на небо, что-то прошептал.
- Я не больна, я устала…
Бывший Кот, сделавший шаг к оврагу, остановился, словно получил по голове дубовой лавкой.
- Ну, Липа, ты уж изволь встать с повозки, помоги вытащить из оврага мать и похоронить отца.
- А они не мать… Они не мои родители, – девушка вновь заплакала.
В течение двух часов было сделано немало – Коттин спустился в овраг и вытащил женщину, положив на телегу вместо согнанной Липы. Вытряхнул три мешка с тряпками Липы. Показал ей семь платьев. С бешеными глазами подал восьмое, которое «можно носить». Ушёл в лес, потому что девушка боялась отойти от телеги, а переодеваться при отвернувшемся Коттине категорически отказалась. Пришёл. Сложил тряпки в мешки. Поймал и, успокоив животное, впряг лошадь в повозку.
Ранение у женщины оказалось проникающим, из раны при дыхании шла розовая пена, но бывший Кот надеялся отвезти раненую Травосею, как её звали, в ближайшую деревню, посулить волхву серебро, чтоб вылечил неизбежную лихорадку. Коттин перевязал рану куском рубахи мёртвого мужа, нажевал подорожник, дал попрощаться жене с телом, выкопал мечом в песке яму, положил труп.
- Перуну молитесь? Как его звали?
- Я сама, а имя бог знает, - прошептала Травосея, и, утирая слёзы, тихонько запела славу богу, позвавшего своего воина в небесную дружину.
- Он держал в руке меч? – спросил Коттин после окончания заклинания.
- Случалось…
- Значит так, сейчас мы отъедем отсюда вёрст десять, поужинаем, и вы мне расскажете. Всё, что знаете. Всё.
В телеге нашёлся мешочек с овсом, Коттин надел его на морду лошадки. Наломал елового лапника, снял с телеги притихшую Травосею, положил поближе к огню. Потрогал губами её лоб. Она открыла серые глаза, в них стоял немой вопрос.
- Лихорадки пока нет, ты разве сама не чуешь?
- Слабею я, кровушка уходит.
- Отвезу тебя в деревню, сдам местному волхву.
- Мне никак нельзя, - испугалась Травосея, - я приставлена за девушкой, смотреть.
- И куда вы шли? – в упор спросил Коттин.
- Ой, худо мне, - закатила глаза женщина, и вроде бы как потеряла сознание.
«Так, - подумал Коттин, - начинаются интриги. Ну, наконец-то! Вот он, вкус настоящей жизни!»
Коттин вернулся с охоты, принёс на спине кабанчика (стадо, уже залёгшее спать, с визгом бросилось врассыпную), зажёг огонь, разделал тушку и начал печь, обдумывая, как бы разговорить женщин. Но всё произошло само собой, без угроз, хитростей и криков – короче, включать способности Кота Баюна не пришлось. Мясо поспело, и Коттин разбудил прикорнувших беженок, которые, почуяв запах жареной свинины, засияв глазами, пододвинулись к огню, приняли предложенные мужчиной куски. Вскоре, блестя жирными губами и пальцами, Липа бросила на Коттина несколько косых оценивающих взглядов, удививших древнего странника – девушка была слишком молода – лет пятнадцать, до невесты только доросла. Потом Коттин сообразил, что у Липы какой-то другой интерес, но разговор начала вдруг разом поправившаяся Травосея.
- А ты, добрый молодец, из каких будешь? На купца не похож, на хлебороба тем более.
- Так я из вольных людей, иду наниматься в какую ни то дружину.
- Вольных? – поразилась женщина, - Никакому князю не служишь?
Коттин, соображавший довольно быстро, понял, что мир весьма сильно изменился со времён чуди белоглазой, и решил действовать путём наступления.
- Князь-то прежний меня отпустил. Вот, ищу службу в новом месте, может, что и выйдет.
- Аль плохо служил? – усмехнулась Травосея, и опять бывший Кот поймал косой взгляд юной девушки. Выходило, что в этой паре, статус Липы был выше. Может быть, даже, Травосея была служанкой или рабыней девушки. А существует ли в новой Киевско-новгородской державе рабство в классическом понимании? – пришла Коттину мысль. Всё-таки после падения Римской империи под клинками варваров, рабство стало называться по-другому. Кроме восточных держав, конечно. Там всё оставалось по-старому. Или уже нет?
- Ах ты, насмешница! - сдвинул брови Коттин. – Сами-то кто такие? Быстро отвечайте! А то, видишь ли, взялись допросы мне устраивать!
- С чего бы мне, дочери волхва, русича, (Травосея испуганно посмотрела на Липу) отвечать на вопросы неведомого странника? – вдруг, задрав носик, спросила девушка.
- Русича? – чуть не ляпнул Коттин, вовремя прикусив язык.
- Что ты сказал? – подозрительно покосилась Липа.
- Извините, мы сами не местные, - включил дурака бывший Кот. - Про русь слышал – о доблестном Рюрике и его жене Умиле знаю, а про русичей не доводилось.
- Из какой пещеры ты вылез? – усмехнулась бойкая девушка, косясь на куртку странника, сшитую из кусков кожи, - И одёжка у тебя странная. Сейчас такие пуговки не носят. Купи на торжке новый плащ. Рубли у тебя есть?
- Потратился на дело, слава богам, - скромно потупился Коттин, запоминая название новой монеты. Что это они рубят? Чай, серебро, не золото?
- Потратился, значит заплатили. Так какому князю служил? Почему ушёл? Ты что, разве не знаешь, что стольный град Киев велит молиться только новому богу, а все столбы с древними богами сечь, жечь и кидать в реки? На месте капищ же велено строить храмы.
- Ишь, ты! А раньше, я слыхал, Кыев тогдашний всех богов радушно принимал, всем жертву приносил, не делая выбора, - промолвил бывший Кот, мучительно размышляя, какого бога имеет ввиду Липа – Христа или Аллаха. А если его догадка насчёт Хазарии верна, и она пала, то тысячи хазарских женщин, угнанных в киевский полон, могли принести веру в иудейского Яхве. А что – вполне. Как бы их спросить? Сыграть в тупого вояку, из дальней северной деревни вылезшего?
- Вы кушайте, кушайте, ещё наговоритесь, - вдруг засуетилась Травосея с проснувшимися инстинктами хозяйки кухни. Она подала Коттину кусок мяса, заискивающе улыбаясь.
- Короче, вопросов задано много, ответов никто не получил, - промычал Коттин, отрывая зубами от кости нежную свинину. – Я почему-то так и предполагал. Исполать вам. Или как у вас говорят? Придётся мне сделать шаг навстречу. Меня зовут Коттин. Я из одной затерянной в лесах деревушки. Глухомань, короче. Там когда-то была всего одна изба, в ней жил старик Никон с чудской женой, у них было два сына – один из них стал в дальнейшем князем. Но это было давно – от них и пошёл наш род. Да, я бывал в городе, но решил найти другую службу. Вот такие дела.
- Очень интересно, - вскинула носик Липа, - Но тут есть одна незадача.
- Так, задавай вопросы, девушка, может устраним твою незадачу.
- А незадача, вот какая – ты всё врёшь.
- Почему? – ошалело спросил Коттин.
- Потому, - улыбка Липы стала хитренькой, - что мы с Травосеей радимичи.
Коттин схватился руками за голову и застонал.
Некоторое время все, словно ничего не случилось, увлечённо жевали мясо, кидая рёбрышки за спину, во тьму леса. Древний странник достал фляжку, сделанную из неведомой в этих краях круглой тыковки, отпил подземной воды. Предложил фляжку подопечным – Липа пить отказалась, но напоила водой раненую, приподняв рукой голову. «А ведь их связывают более тесные узы, чем госпожу и служанку, - подумал бывший Кот, - скорее всего тут замешано религиозное чувство». Наконец, взаимное молчание стало неудобным.
- Ну ладно, - вздохнул Коттин, - предположим, что я по некоторым причинам не желаю раскрывать свою личность. За время нашего совместного путешествия - вы ведь не думаете, что я вас брошу посреди леса - мы узнаем, друг друга лучше, и тогда, возможно, я расскажу вам некоторые подробности. Но то, что меня зовут Коттин – это неоспоримо. И то, что я происхожу из далёкой северной местности – тоже.
- Если это так, господин Коттин – то покажите-ка нам свой меч! – коварно улыбнувшись, промолвила девушка.
- Меч, как меч, - проворчал древний странник, запустивши руку в мешок, и вытащив наружу рукоять. Затем чуть вытащил его из ножен.
- Действительно, меч как меч. Полностью соответствует описаниям. Слово не желаете сказать, господин Коттин?
- Какое Слово? – не на шутку испугался Коттин. – Волшебства давным-давно не существует. Так, только по мелочам - у какой-нибудь ведьмы колечко, заговорённое, или ещё какая игрушка завалялась.
- Это нам ведомо, господин Коттин. Но также записаны, проверены и надёжно спрятаны показания о Вас старинных свидетелей. Да. Так что, добро пожаловать в Мидгард, мы вас давно ждём. Уже более пятидесяти лет, как должен явиться древний Кот Баюн. Где-то задержались? Надеюсь, волшебство не растрачено? Ах, да Вы ведь спали…
- Кто ты? – прошептал потрясённый странник. Затем уставился в звёздное небо, на Млечный путь – молоко коровы Земун, и стал думать, какие Высшие силы столкнули его в первый же день с этой странной девушкой.
- Меня зовут Липа, я уже говорила. Я дочь Богомила.
- Волхва?
- Ах, я никак не могу привыкнуть, что Вы не ничего не знаете. Мой отец – верховный волхв Новгорода. Народ его прозвал Богомил Соловей.
- Теперь понятно, откуда ты знаешь о вещах, недоступных и зрелым мужам, - заметил Коттин. – А то я уже голову сломал, откуда взялась такая проницательная девушка. Тебя учил отец?
- Тайным знаниям? Конечно, отец. И даже закончил обучение. Помимо того, я умею читать и писать.
- Ну, это и раньше… - перебил её, было бывший Кот.
- Не только по-словенски, но и по-гречески и на латыни, - невозмутимо продолжила девушка.
- Ого! – удивился Коттин. – Старые языки освоила? Изучала христианские тексты?
- Читала, конечно. Хотела и арабский выучить, чтоб прочитать Коран, но…
- Вот и поговорим про это самое «но». Договорились? А то мы никогда не найдём общего языка. Так что случилось с вами за последний месяц? Что произошло за сто пятьдесят лет, насколько я понял намёк о времени своего отсутствия – поговорим позже.
- Пусть Травосея расскажет. Она всё видела, я же только слышала - из уст отца. Но, знамо дело, больше, чем она видела. Вот вместе и соорудим историю.
- После крещения Киева, - начала Травосея, - Великий князь Владимир прислал в Новгород своего дядю Добрыню. Не одного, конечно, а во главе дружины.
- Владимир, побочный сын князя Святослава, крестился в Корсуни, потому как бывал в империи ромеев и женился на византийской принцессе.
- Ого, - заметил Коттин, - варяжские князья запросто ходят к ромеям?
- Конечно, - удивилась Липа, – ведь Олег Вещий, пестун Игоря Рюриковича, заставил басилевсов платить дань Киеву.
Коттин подавился ребрышком, долго кашлял, утирая слёзы.
- А Великая княгиня Ольга, сноха Рюрика, бабка Владимира, и вовсе приняла христианство из рук Вселенского Патриарха Царьграда.
- Извините, я не совсем понял, - прокашлялся бывший Кот. - Рюрик, Игорь, Святослав, Владимир – тут всё понятно. Кто такой Вещий Олег?
- Ну… пришёл такой… воспитывал Игоря. Сидел на престоле. Строил Русское государство. После него княгиня Ольга сожгла Искоростень и уничтожила древлянскую верхушку – переняла власть.
- Добрая женщина, - пробормотал Коттин, - Так что там Олег?
- Говорят, что Ольга, урождённая Хельга, была дочерью того самого Олега. И он выдал её за своего воспитанника – Игоря. Олег привёз Игоря в Киев, выманил местного князя и воеводу за стены, и убил их, посадив на престол малолетнего князя.
- Аскольда и Дира? – насторожился древний странник. – Однако этот Олег силён. И что дальше?
- Помимо Новгорода, Олег принял под себя северцев, древлян, радимичей… Фактически став Великим князем, Олег построил две тысячи ладей, посадил по сорок человек на каждую, и пришёл к Царьграду, то бишь, Константинополю или Византу – как тебе будет угодно.
- Там же цепь – не пройти.
- Ну да. Олег вытащил ладьи на берег, поставил на колёса и под парусами пришёл со стороны суши. Басилевс Лев Философ заплатил Киеву дань. Через несколько лет Олег пришёл к ромеям повторно и заключил Договор о торговле. На следующий год он вроде бы умер. Во всяком случае – курган насыпали и тризну справили. Дескать, какой-то волхв напророчил, что Олег умрёт от своего коня. Он пошёл посмотреть на череп давно умершего коня, и был укушен гадюкой. А ещё Вещий волхв!
- Всякое бывает! – засмеялся Коттин. – Каков он был из себя?
- Могучий телом, рыжий, зеленоглазый…
Волосы Коттина встали дыбом, он выхватил меч и принялся вглядываться в лесную чащу, словно рыжий прятался за ближайшим кустом.
- Ты чего? – удивилась Липа.
- Знаем мы эти штучки, - проворчал Коттин. - Настала пора уйти – вот он и придумал смерть от коня. Кстати, что произошло в Новгороде? - бывший Кот перевёл разговор на менее опасную тему.
- Новгородцы, зная, что киевская дружина приняла христианство, созвали Вече, и принесли клятву не пускать в город Добрыню, чтобы тот не разорил капище.
- Собственно, на Торговой стороне уже стоял христианский храм. Недавно построили храм Софии и на нашей стороне Волхова, поэтому место назвали Софийской стороной. До прихода Добрыни промеж нас, новгородцев, никакой драки из-за богов не было, - сообщила Травосея.
Коттин только успевал поворачивать голову от Травосеи к Липе.
- Конечно, зная это, Добрыня пришёл на Торговую сторону, где стоит старый храм. Но мы разобрали Великий мост, вооружились, кто, чем мог, а на Софийской стороне поставили пороки с запасом камней, словно против злейших врагов, - продолжала Травосея, слегка постанывая, трогая повязку на груди.
- Христианские священники на Торговой стороне укрепляли дух киевской дружины, ходили по торжкам, учили людей вере. На нашей же, мой отец Богомил призвал новгородского тысяцкого Угоняя, и тот ездил повсюду с призывом – лучше всем нам умереть, но не дать богов на поругание.
- Народ вышел на улицы и шумел до ночи, я сама видела, как толпа разграбила дом Добрыни, пожалованный ему Великим князем киевским несколько лет назад. При этом побили жену Добрыни и всю родню, что проживала в доме.
- Добрыня рассвирепел, и послал своего тысяцкого Путяту на Софийскую сторону. С киевлянами пришли пятьсот ростовских дружинников…
- Что за ростовские? – спросил Коттин.
- В наших землях стоит город Ростов, лет сто уже… до поры признавал господство Великого Новгорода, потом рассобачились. Ростов назвал себя Ростовым Великим, посадил князя. Так вот, Путята взял ростовских людей, и ночью переправился на ладьях на нашу сторону, выше града. Стража кричала им, они отвечали. Наши, не услыхав киевского говора, подумали, что с Торговой стороны люди бегут от крещения. И не подняли тревогу.
- Путята прошёл по ночным улицам, дошёл до двора Угоняя, схватил его и бывших с ним людей и отослал под стражей на ту сторону Волхова, - заметила Липа. - Но Новгород не спал, и от дома к дому побежали с известиями. Не менее пяти тысяч мужчин вышли на улицы и двинулись ко двору Угоняя.
- Толпа буйствовала? - невзначай спросил Коттин.
- Народ, да, народ… пограбил дома христиан, раскатал по брёвнышкам христианский храм… - запнулась девушка. – Затем поместье Угоняя окружили… и завязалась злая сеча.
- Меня там уже не было – всех женщин, помогавших мужьям в первый день, отослали по домам, - уточнила Травосея.
- И чем же всё закончилось? Точнее, судя по вашему сегодняшнему положению, чем закончилось, понятно. Что произошло дальше? – спросил бывший Кот.
- А на рассвете запылали дома на берегу реки – их подожгли дружинники Добрыни, переплывшие Волхов. Наши люди бросились тушить пожар, чтоб не сгорело полгорода, как в давние времена…
Коттин искоса взглянул на девушку, но она рассказывала безо всяких скользких намёков, и древний странник успокоился - о его роли в пожаре старинного Словенска не знали.
- Потом пришёл Добрыня с полной дружиной – они навели гати, и новгородцы запросили мира. Добрыня схватил много наших, заставил восстановить храм и вернуть имущество разграбленным домам. Меня отправили подальше с Травосеей и Нежданом..
- Что случилось в Новгороде дальше, я уже слышал…
- Добрыня велел крестить поголовно всех. Капище сожгли и разбили каменных богов. Деревянные идолы бросили в реку. Многие новгородцы пошли креститься, боясь гнева Добрыни, иных тащили силой. Мужчин крестили выше моста, женщин – ниже. Некоторые хитрецы говорили, что уже крещёные. Тогда Добрыня приказал выдавать каждому крещёному нательный крест – чтоб не было обмана. Вот так – Добрыня крестил нас огнём, а Путята – мечом.
Кто смог – бежал из города, за ними послали дружинников. Нас было много, но постоянно прячась по лесам от людей Добрыни, мы растерялись, и, в конце концов, остались одни. Тот, которого ты … он приметил нас и начал преследовать. Но как-то странно, неторопливо, что ли.
- Ждал, когда вы выдохнитесь?
- Мне кажется, что ему кто-то подсказал, кто я. И он непременно хотел схватить меня.
- Зачем ты Добрыне? – спросил Коттин.
- А вдруг тут замешаны иные силы?
- Какие силы… - проворчал человек с ледяными глазами и белыми, как снег волосами. – После того, как боги покинули Мидгард, что тут могло остаться? Кстати, а как потомок Радима стал главным волхвом Господина Великого Новгорода?
- А потому, что он не потомок. Потомок – моя мама.
- Значит, он рус? Стал новгородским волхвом?
- Русич. Ты не понимаешь – здесь всё перемешалось.
- И куда же вы бежите?
На лица женщин словно упала незримая печать молчания, и они замкнулись.
«Вот, загадка! – подумал Коттин. - Я так понимаю, мне нужно доставить девушку в какое-то тайное место. Место силы. Потому что… свою волшбу я не могу расходовать. Я ж не знаю, сколько волшебства дала мне прекрасная Фригг. Надо поберечь!
Но девушка не хочет говорить мне, куда они идут. Опасается. Интересно, сохранила ли она Умение, знает ли древние Слова? И вообще – что осталось волшебного в Мидгарде? Ждать ли в гости старых знакомых, Славуню или мерзкого козлоногого Фавна? Всё завтра, завтра…»
Кто обидит кота - тот покривит карму. И шарму.
|
| |
| |
